Дети и подростки с аутизмом

При аутистическом развитии сложности установления глазно­го контакта и его непродолжительность отмечаются достаточно рано. По многочисленным воспоминаниям близких аутичных детей, трудно поймать взгляд ребенка не потому, что он вообще его не фиксировал, но потому, что смотрел как бы «сквозь», ак­куратно мимо. Иногда можно было поймать на себе мимолетный острый взгляд. Как показали эксперименталь

ные исследования аутичных детей старшего возраста, человеческое лицо является для них притягательным объектом, однако они не могут долго фиксировать на нем свое внимание, наблюдается чередование фаз короткой фиксации лица и отвода взгляда.

Естественной приспособительной реакцией младенца является также принятие антиципирующей позы — протягивание ручек ко взрослому, который наклоняется к ребенку. У многих аутичных детей эта поза была не выражена, что соответствует отсутствию стремления быть на руках матери и неловкости положения на руках.

Признаком благополучного аффективного развития традици­онно считается своевременное появление улыбки и ее направлен­ность близкому. Практически у всех детей с аутизмом она появля­ется вовремя, но может быть адресована в равной степени близко­му человеку и возникать в связи с рядом других приятных ребенку впечатлений (тормошением, музыкой, светом лампы, красивым узором на халате матери и т.д.). У части детей раннего возраста не возникало известного феномена «заражения улыбкой» (когда улыбка другого человека вызывает ответную улыбку ребенка).

Этот феномен в норме наблюдается в возрасте трех месяцев и развивается в «комплекс оживления» — первое направленное коммуникативное поведение младенца, когда он не только раду­ется при виде взрослого (повышается двигательная активность, гуление, удлиняется продолжительность фиксации лица взрослого), но и активно требует общения, расстраивается, если взрослый недостаточно реагирует на его обращения. При аутистическом развитии часто наблюдается чрезмерное дозирование ребенком такого непосредственного общения, он быстро пресыщается, от­страняется от взрослого, который пытается продолжить взаимо­действие.

Поскольку ухаживающий за младенцем близкий человек по­стоянно опосредует физически и эмоционально его взаимодей­ствия с окружающим миром, ребенок уже с раннего возраста хорошо дифференцирует его выражение лица. Обычно такая способность обнаруживается в 5—6-месячном возрасте, хотя суще­ствуют и экспериментальные данные, свидетельствующие о том, что она есть у новорожденных.

При неблагополучном аффективном развитии у ребенка от­мечается затруднение в различении выражения лица близких, а в ряде случаев — неадекватная реакция на эмоциональное выра­жение другого. Например, ребенок может заплакать при смехе взрослого или засмеяться при плаче другого человека. По-види­мому, при этом происходит ориентация не на качественный кри­терий знака эмоции (отрицательный или положительный), а в большей степени на интенсивность раздражения, как это бывает в норме на самых ранних этапах развития. Поэтому аутичный ребенок и в более старшем возрасте может испугаться, например, громкого смеха близкого человека.

Умение выражать свое эмоциональное состояние, делиться им с близким в норме формируется уже после двух месяцев. Мать прекрасно понимает настроение своего ребенка и поэтому может управлять им: утешить его, снять дискомфорт, развеселить, успо­коить. В случае с аутичными младенцами даже опытные мамы, имеющие старших детей, часто затруднялись в понимании оттен­ков эмоционального состояния малыша.

Как известно, одним из показателей нормального психичес­кого развития ребенка является феномен привязанности. Это тот основной стержень, вокруг которого налаживается и постепенно усложняется система отношений ребенка с окружением. Призна­ками формирования привязанности является выделение младен­цем на определенном возрастном этапе среди окружающих лю­дей «своих», очевидное предпочтение одного ухаживающего лица, чаще всего матери, переживание разлуки с ней.

Грубые нарушения формирования привязанности наблюда­ются при отсутствии на ранних этапах развития младенца одно­го постоянного близкого, прежде всего при разлуке с матерью в первые три месяца после рождения ребенка. Это так называемое явление госпитализма, наблюдавшееся Р. Спитцем у детей, вос­питывавшихся в доме ребенка. У них имелись выраженные на­рушения психического развития: тревога, перерастающая посте­пенно в апатию, снижение активности, поглощенность примитив­ными стереотипными формами самораздражения (раскачивание, мотание головой, сосание пальца и др.), возникновение индиф­ферентности к взрослому человеку, который пытается восстано­вить с ним эмоциональный контакт. В тяжелых случаях наблю­далось возникновение и нарастание расстройств на соматическом уровне.

В отличие от госпитализма, когда причина, вызывающая на­рушение формирования привязанности, является внешней (реаль­ное отсутствие матери), при раннем детском аутизме мы встре­чаемся с особым типом психического, прежде всего аффектив­ного, развития ребенка, который не подкрепляет естественную установку матери на формирование привязанности. Иногда это настолько неявно, что родители могут даже не замечать какого-то неблагополучия в складывающихся с малышом отношениях. Например, по формальным срокам он может вовремя выделять близких и узнавать мать, предпочитать ее руки, требовать присут­ствия. Таким образом, привязанность вроде бы налицо, однако ее качество и динамика развития в более сложные и развернутые формы эмоционального контакта с матерью тоже особые.

Рассмотрим характерные особенности формирования привя­занности при аутистическом дизонтогенезе.

Возможно формирование сверхсильной привязанности к од­ному лицу—на уровне примитивной симбиотической связи. При этом складывается впечатление, что ребенок неотделим от мате­ри физически. Такая привязанность проявляется как негативное переживание отделения от матери. Малейшая угроза разрушения этой связи может спровоцировать у ребенка катастрофическую реакцию на соматическом уровне. Например, у семимесячного ребенка при уходе матери на полдня (при том, что он оставался с постоянно живущей с ними бабушкой) поднималась темпера­тура, возникали рвота и отказ от еды.

Известно, что в этом возрасте обычный малыш тоже трево­жится, беспокоится, расстраивается при уходе матери, но реак­ции его не столь витальны, его можно отвлечь, заговорить, пе­реключить на общение с другим близким человеком, на какое-то любимое занятие. Вместе с тем, при такой сверхсильной реакции младенца даже на непродолжительную разлуку с матерью, он может не демонстрировать своей привязанности в комфортных условиях — когда мама рядом, он не вызывает ее на общение, совместную игру, не пытается поделиться с ней своими положи­тельными переживаниями, может не откликаться на ее обраще­ния. Часто симбиотическая связь проявляется в том, что ребенок не в состоянии выпустить маму из поля зрения — она не может отойти в другую комнату или закрыть за собой дверь в туалете. Иногда такая симбиотическая привязанность выражается в выделении на какой-то период одного лица и неприятии осталь­ных членов семьи, затем единственном человеком, которого допу­скает к себе ребенок, может стать кто-то другой (например, бабу­шка вместо мамы, и в этот период он уже полностью отказыва­ется от какого-либо взаимодействия с матерью, «не замечает» ее). Другой характерной формой привязанности является раннее выделение матери, по отношению к которой ребенок проявляет сверхсильную положительную эмоциональную реакцию, но очень дозированную по времени и возникающую только по его соб­ственному побуждению. Малыш может проявить восторг, пода­рить матери «обожающий взгляд». Но такие кратковременные моменты страстности, выражения любви сменяются периодами индифферентности, когда ребенок не откликается на попытки матери поддержать с ним общение, эмоционально «заразить» его.